Януш Мейснер - Варшава - курс на Берлин

Особенно плотный заградительный огонь мы встречали у Пясечно, Варшавы и Модлина.

В Белянском лесу у фашистов находились склады боеприпасов, а в Модлине - аэродром, имевший сильную противовоздушную оборону. Там стояли и танки, которые также вели огонь по самолетам. Три стены заградительного огня на подступах к Варшаве представляли собой как бы железную ограду двухкилометровой высоты. Пробраться через нее было совершенно невозможно. Снаряды рвались повсюду. Казалось, над землей не осталось и ста кубических метров воздуха, которые каждую секунду не пронизывали бы пулеметные очереди или рвущиеся снаряды. А в ответ на этот беспрерывный огонь Матвеев мог только нажать на кнопку аэрофотоаппарата или сманеврировать, когда это пекло становилось невыносимым. Но ни то, ни другое не давало даже минутной разрядки, какую испытываешь в подобных условиях, когда сбрасываешь бомбы, выпускаешь реактивные снаряды или нажимаешь на гашетку. Тогда между летчиком и зенитчиками врага начинается поединок, в котором шансы обеих сторон выравниваются: тебя могут сбить, но и ты сеешь среди врагов смерть. А когда фотографируешь - уклоняешься от борьбы, да еще в таких невыгодных условиях. Ведь каждый маневр - это и вынужденное прекращение выполнения задания, и потеря времени, необходимого для возвращения к той точке, откуда должна продолжаться съемка. Постоянное сознание того, что ты - беззащитная мишень, на которую враг безнаказанно обрушивает огонь всех своих зенитных средств, сознание, что нельзя ему ответить, действует угнетающе на нервы летчика. Это риск без реванша. Ты не противник, ты всего лишь загнанный зверь. А задание из борьбы превращается в игру со слишком неравными шансами. Игра... медленно произнес Хромы, вперив в меня неподвижный взгляд. - Да, это игра, и каких только уловок она не требует! Я кивнул, а капитан продолжал рассказывать. Некоторые участки местности они вынуждены были фотографировать по нескольку раз. Летчики использовали облака, чтобы внезапно появиться из-за них над самым недоступным объектом, в течение нескольких секунд произвести фотографирование, а затем снова уйти в облака; они заходили с запада, откуда гитлеровцы их не ждали, и, преследуемые торопливыми залпами, добывали еще несколько метров или даже десятков сантиметров драгоценной пленки. Так постепенно рождалась карта вражеских укреплений на Висле.

Погода не всегда благоприятствовала летчикам, и снимки нередко получались недостаточно четкими. Поэтому время от времени приходилось совершать вылеты для визуального наблюдения над Варшавой, Гродзиском и Сохачевом. Ходили бреющим полетом и, проносясь низко над землей, не раз пользовались случаем, чтобы расправиться с батареями, особенно досадившими летчикам в предыдущие вылеты, когда они чувствовали себя беззащитными и, словно зайцы, вынуждены были петлять и выкручиваться, уходя от смертельной опасности.

Наконец это трудное задание осталось позади. В январе 1945 года все стали свидетелями молниеносного удара советских войск и частей 1-й Польской армии по укреплениям врага на левом берегу Вислы. Под натиском наступающих войск оборона гитлеровцев трещала и рушилась. Наверное, не раз выручала их та карта, ради которой Матвеев и его товарищи рисковали жизнью.

Теперь и они наконец могли окончательно расквитаться с вражескими зенитками. Летчики на память знали, где находятся огневые позиции зенитных батарей. Знали, откуда подойти и как увернуться от снарядов этих проклятых батарей.

Теперь самолеты нападали и на колонны танков и пехоты, и на железнодорожные эшелоны, и на переправы, и даже на автомашины, не встречая в воздухе почти никакого сопротивления фашистских истребителей.

Позже полк получил новую задачу и перебазировался на освобожденный аэродром в Быдгощи. Отсюда он вел разведку над Дебжно, Вежховом, Злоценцем, Чаплинком и Пилой. Там, под Пилой, и погиб Матвеев...

Капитан Хромы произнес последние слова обычным суховатым тоном, словно нехотя выдавливая их из себя. Он умолк и, встретив мой взгляд, посмотрел на меня в упор. Я выдержал и эту паузу, и этот взгляд, напрасно стараясь отгадать, что же он думает обо мне.

- Кто бы мог подумать, что он погибнет так обычно! - с горечью произнес капитан. - Такой выдающийся ас! Но задание было самым обыкновенным, поэтому гибель Матвеева поразила нас всех своей нелепой случайностью. Такая смерть могла, знаете ли, встретить любого летчика.

Он снова умолк, я тоже молчал. В душе я не мог согласиться с капитаном, что выдающиеся летчики должны погибать необычной смертью. Я подумал только, что капитал Хромы действительно очень любил своего командира, если считал, что и смерть его должна быть героической.

Спустя минуту капитан заговорил снова и уже больше ни разу не взглянул на меня. Казалось, он пришел к выводу, что ничего особенного не произойдет, если я узнаю более подробно о некоторых обстоятельствах гибели Матвеева.

Капитан Матвеев поднялся с аэродрома в Быдгощи. Был холодный, пасмурный, ветреный день. С запада тянулись хмурые тучи, и под их низким оводом пара "яков" летела на разведку в район Дебжно.

Летели над густой сетью дорог, над озерами, соединенными речушками и каналами, исчезавшими в большом лесном массиве, который тянулся далеко на юг, до самой Варты. К северу и востоку лес, перерезанный шоссейными и железными дорогами, огибал Хойнице и соединялся с Тухольской пущей.

Здесь сосредоточивались войска противника, спешно подтягиваемые из глубины Германии и даже с Западного фронта. Об этом свидетельствовало движение автоколонн и скопление эшелонов на железнодорожных станциях. Для Матвеева этих признаков было вполне достаточно, чтобы сориентироваться в обстановке. Он свернул на север, в сторону Ястрове, затем развернулся, сделал круг над станцией Валч и пошел назад, на юго-восток, прямо на Пилу.

По пути он, очевидно, как всегда, время от времени поглядывал на карту, мысленно готовясь к сжатому и точному докладу о результатах разведки. У него была великолепная память и важный для разведчика опыт в "выуживании" из местности всех деталей, имеющих военное значение. Он мог без труда связать их логически и отметить в них самую суть, часто незаметную для менее опытного летчика.

И как всегда, проанализировав свои наблюдения, он перестал о них думать. Его теперь интересовали только ожесточенные бои, разгоревшиеся на рассвете в лесах под Пилой. Там яростно оборонялись отборные гитлеровские части, окруженные советскими войсками. Матвеев миновал железную дорогу, уходящую в сторону Щецинка, и перешел на бреющий полет. Его ведомый остался далеко позади и летел много выше. Поэтому он хорошо видел, как его командир снизился почти к самым крышам домов, чтобы обстрелять позиции батарей противника на окраине города.